29 июля на территории второго военного городка состоялась реконструкция «Сражение за Ристилахти – 1941». Провела ее Карельская региональная общественная организация реконструкции военной истории и культуры (КРООРВИК) «Стражникъ».

В основу реконструкции легли события Великой Отечественной войны, произошедшие в местечке Петровский Ям в феврале 1942 года. Там размещался военно-полевой госпиталь №2212, который разгромили финские диверсанты. Мне, как корреспонденту газеты «Вести Приладожья», представилась уникальная возможность принять участие в реконструкции и с головой окунуться в те страшные события, происходившие на территории Карелии в годы войны.

29 числа рано утром я приехала на место проведения реконструкции, была назначена медсестрой, помогающей старшему врачу медсанбата (Эллине Остроглазовой) и фельдшеру (Анастасии Никулиной) проводить операцию. Организаторы выдали мне форму: сапоги, темно-зеленые шаровары, медицинский халат и косынку с красным крестом. Убранство военной палатки скудное: низкий стол (здесь аккуратно разложены зажимы, иглы, ампулы, шприцы, вата, бинты и другие медицинские принадлежности), пара чурбачков, чтобы присесть и отдохнуть в перерывах между операциями, операционный стол с белой простыней (на нём блюдце с вынутыми осколками), запас драгоценных медикаментов в чемоданах да ведро с окровавленными бинтами.

На чурбаке у палатки сидит раненый в нательном белье и дожидается своей очереди на перевязку. С кухни слышны голоса девушек, пришедших из ближайшей деревни помогать военным. Медсестра поит из фляги раненых, расположившихся расположившихся в соседних палатках. На дощатой стене склада висит портрет Ленина и политическая карта мира. За столом политрук и помогающий ему раненый сержант войск НКВД проводят политзанятия. То и дело слышен громкий голос командира санитарной роты. Он спрашивает у раненых, как идёт выздоровление, шутит с прачками, стирающими окровавленное белье и бинты, ругает медлительного санитара. Заходишь в лагерь и кажется, что переносишься во времени. Даже разговаривают все реконструкторы на военный манер. Сначала я не понимала, зачем вести себя и «оперировать» в палатке так, как будто нас крупным планом снимает кинокамера, но когда реконструкция началась, вопрос отпал сам собой.

Что же происходило в нашей операционной? Военврач ушла на обход, и в это время принесли нового пациента с осколочным ранением в живот. Вызов врача, подготовка стола, и операция началась. Всё происходило так, как будто мы правда оперировали находящегося при смерти бойца: наркоз, укол адреналина, скальпель, зажимы, пинцет, игла, промокающие от крови бинты, извлеченные осколки, со звоном падающие в ведро… Перекладываем раненого на носилки и уносим в соседнюю палатку, а нас уже ждёт новый пациент. Начинаем обрабатывать ему руку, и тут внезапно снаружи раздаются крики: «Финны! Тревога!!!» Слышатся выстрелы, визг женщин, приказы командира. Но мы до последнего остаёмся в палатке, операцию нельзя прерывать, иначе боец просто истечёт кровью. К палатке подбирается финский солдат. Врач кидает в его сторону первое, что попало под руку. Тот бросается в сторону (возможно, принял предмет за гранату), выигранное время даёт возможность закончить перевязку.

Все так вжились в свои роли, что было ощущение, будто на нас действительно напали, и нужно любой ценой спасти раненных. Мы с фельдшером берем под руки перевязанного бойца и пытаемся незаметно дойти до тропинки, ведущей в лес. Видимо, финны не знают о ней, и это наше единственное спасение. Снаружи суматоха: всё разбросано, по поляне бегут медсестры, спасая раненых. Но далеко уйти не удается. Раздаются выстрелы – мы втроём падаем. Я уже не встаю.

Самым сложным для меня было сыграть тяжелораненого, как бы странно это не звучало. Организаторы предупреждали, что всё происходящее – инсценировка, никто не будет делать нам больно. Но как в это поверить, когда над головой раздаются выстрелы, рядом разрывается не долетевшая до палатки граната, а почти над головой горит склад, и кажется, что какая-нибудь доска вот-вот упадет на тебя. Но шевелиться нельзя. Одним глазом я видела вражеские сапоги, направляющиеся к кухне, в которой девушки готовили обед для бойцов. В какой-то момент я даже задумалась: «А что будет со мной дальше? А что, если финны обнаружат, что я не погибла? Что они со мной сделают? Надругаются и убьют, как поступили с той несчастной девушкой, помогавшей стирать белье? Возможно, будут пытать, а потом расстреляют, как политрука?» Страшнее всего было, когда финский солдат подошел ко мне и потрогал меня ногой – проверил, жива ли я. Полностью погрузившись в образ, я постаралась максимально расслабиться и замереть, чтоб он ничего не заподозрил.

Через несколько мгновений на земле валялся наш советский флаг, сорванный финном со склада. К сожалению, я не видела, что происходило на поле после «моего ранения». Мне казалось, что я лежала час, если не больше, а выстрелы всё не прекращались, в лицо бил жар от горевшего склада. Внезапно недалеко от меня затаился красноармеец, он целился из винтовки. Выжившие товарищи перебежками заспешили на помощь раненым. Ко мне тоже подошли, взяли за руки и ноги, оттащили в операционную. «Наверное, подоспела помощь», – подумала я. Оказалось, это два раненых, одному из которых мы делали перевязку перед самым нападением. Только в операционной, я поняла, что произошло. Все сидели с огромными, полными страха, глазами, как будто действительно только что чудом спаслись от неминуемой гибели. Раздалась команда «Оживаем!», и все, находившиеся в палатке – врачи, раненые, гражданские – стали выходить и строиться рядом с другими участниками инсценировки. Я услышала громкие аплодисменты. Зрители стали входить на территорию лагеря, заходить в палатки, фотографироваться. Первым был мой папа, который боялся и переживал больше меня. Кажется, он тоже поверил во все происходящее, и это прекрасно, – значит, реконструкция прошла успешно.

«Оживаем!»… Как ужасно и до слез обидно осознавать, что такую команду нельзя дать всем тем, кто был в тот страшный год в Петровском Яме. Тем, кто погиб защищая нашу Родину, пропал без вести в дремучих лесах и глухих болотах. Тем, кто умер мучительной смертью от голода и пыток в концентрационных лагерях, кого матери так и не дождались с войны, у кого война забрала молодость… Невольно задумываюсь, что бы со мной было, если бы я окунулась в эти события не на пару часов, а была бы свидетелем или участником. Каково это, потерять всё, поседеть от ужаса войны в девятнадцать лет? К счастью, нам этого не узнать благодаря героям, отстоявшим нашу Родину ценой собственных жизней.

Прошло уже несколько дней, а я всё ещё нахожусь под впечатлением от того, что испытала во время участия в реконструкции. Очень сложно подобрать слова, чтобы передать, что я чувствовала в те минуты: это и ужас, и восторг, и гордость.

Такие мероприятия воспитывают патриотизм в сердцах. Часто ли вы вспоминаете своих прадедов, прошедших войну? Задумываетесь ли о цене нашей свободы и нашего «сегодня»? Участники «Стражника» и других клубов военно-исторической реконструкции делают это чаще, чем мы, уча этому и нас, пробуждая гордость за Родину.

Я бесконечно благодарна организаторам, всем участникам реконструкции, вместе с которыми мы готовились и работали, в особенности Сергею Чернобай за эти впечатления, эмоции и чувства! Искренне надеюсь, что мы еще встретимся на одном поле!

Анна Григорьева
Газета «Вести Приладожья», 8 августа 2018 года